За гранью - Страница 176

176

Отпив еще глоток, она поставила бокал на столик. Хотя Логрен без труда ее «расколол», задание все же нельзя было считать проваленным. Во всяком случае, у нее есть теперь что поведать Бореасу.

— Благодарю вас за гостеприимство и угощение, милорд, — сказала Грейс, приподнимаясь из кресла, — но мне пора.

Тяжелая мужская рука опустилась на ее плечо, не позволяя встать.

— Не припомню, чтобы я давал вам позволение покинуть мои покои, миледи, — громом отдался в ее ушах ироничный голос Логрена.

Грейс дернулась, как от пощечины, и завороженно уставилась на сжимающую ее плечо руку. На смуглой коже отчетливо проступали выпуклые синие жилки. Перед мысленным взором вновь вспыхнула не дававшая ей покоя картина: обнаженные тела любовников, лоснящиеся от пота, несмотря на мороз, голые ноги женщины, бесстыдно сплетенные за его спиной, ритмично дергающиеся белые ягодицы мужчины… Она подняла голову и прочла вожделение в его глазах.

— Нет! — почти закричала Грейс, сбрасывая его руку с плеча.

Логрен немедленно отступил в сторону и отвесил церемонный поклон.

— Как будет угодно миледи. Прошу прощения, если мои действия показались вам оскорбительными.

Господи, какая же она дура! Своим «нет» она отказывала вовсе не ему — любезному кавалеру и настоящему джентльмену, — а впервые проснувшейся в ней женщине! Но где найти слова, чтобы объяснить это Логрену?

Она поднялась и пошла к выходу — медленно, опустив голову, как побитая собака. Она не помнила, как очутилась за дверью, как куда-то бежала, не разбирая дороги… Опомнилась Грейс в каком-то пустынном коридоре, вся в слезах, а когда окончательно пришла в себя, с ужасом осознала, что в том мысленном воспроизведении любовной сцены в саду она видела в объятиях Логрена не Кайрен, а совсем другую женщину, чьи глаза тоже были зелеными, но с ярко выраженным золотистым оттенком.

Себя.

А почему бы и нет, Грейс? Чем ты хуже других? У тебя украли детство и юность и обрекли на постоянный страх. Так что же ты медлишь воспользоваться столь благоприятной возможностью разом вознаградить себя за все лишения?

Она тряхнула головой, кулачком вытерла слезы и огляделась. Прямо перед ней высилась большая резная дверь, а сбоку от нее свисал с флагштока государственный флаг Толории — желтый круг на зеленом поле. Это были покои королевы Иволейны. Грейс бросила взгляд в окно. В узком проеме виднелся маленький клочок быстро темнеющего свинцово-серого неба. Смеркалось. С карниза под окном слышалось громкое голубиное воркование. По спине у нее побежали мурашки — слишком уж точное для обычной случайности совпадение.

Шелест юбок за спиной заставил Грейс оглянуться. На нее в упор смотрели удивленные и радостные васильковые глаза Эйрин.

— Я до последней минуты не верила, что решусь пойти сюда, — призналась баронесса.

— Я тоже, — кивнула Грейс, не вдаваясь в подробности.

Они взялись за руки.

— О Мать Зея, что же мы творим?! — замирающим голосом прошептала Эйрин.

— Не знаю, — вздохнула Грейс.

Дверные створки распахнулись, и они рука об руку вошли внутрь.

74

Обучение Трэвиса толкователями рун началось на следующее утро после знакомства с Рином. Фолкен безжалостно поднял его с постели задолго до рассвета.

— Вставай, лежебока, пора в школу! — приговаривал бард, сначала сдернув с него одеяло, а затем выхватив из-под головы и подушку.

Ворча и чертыхаясь спросонья, Трэвис кое-как продрал глаза, натянул тунику, закутался в плащ и, поблуждав немного, вывалился во двор. В этот ранний час там не было ни души. Подрагивая от морозца, он рысью пересек двор и очутился у входа в полуразвалившуюся башню, милостиво выделенную королем Бореасом в полное распоряжение рунных мастеров. Уже поднявшись по ступеням, он вдруг заколебался и остановился под дверью, выбивая зубами барабанную дробь. Но холод быстро взял верх над нерешительностью, и Трэвис постучал. Дверь тотчас отворилась, открывая тускло освещенный прямоугольный проем.

— Входи же! — повелительно произнес чей-то резкий голос.

Трэвис повиновался. Дверь за ним захлопнулась.

Очень скоро он обнаружил в своих новых учителях по меньшей мере одно достойное восхищения качество: те обожали мэддок и пили его с утра до вечера. В главном зале на медном треножнике постоянно висел котелок с булькающим ароматным варевом. В тот первый день Трэвис выпил не меньше полудюжины больших кружек, отчего все его тело наполнилось бодростью и легкостью, а голова сделалась ясной и прозрачной, как пузырь на кончике стеклодувной трубки. Но избежать естественных для начинающего ошибок не помог даже волшебный напиток.

— Тебе известно, что это такое? — спросил Джемис, старший из рунных мастеров — худой старик со строгим, неулыбчивым лицом, одетый в ветхий серый балахон, не стиранный, должно быть, вот уже лет пять, если не больше, — показывая ему знак, начертанный им стилосом на восковой табличке.

Трэвис поправил очки и сощурился, силясь разглядеть изображение в неярком свете тлеющих в очаге углей. Башню насквозь продували свободно гуляющие здесь сквозняки, поэтому все трое теснились как можно ближе к огню. Он без труда узнал нарисованный Джемисом символ — эту руну Фолкен ему уже показывал. Он открыл рот и уверенно сказал:

— Здесь изображена руна… Ой!

Трэвис чуть язык не прикусил, потому что Джемис хлестко и очень больно с размаху врезал ему по пальцам своим стилосом — довольно длинным и увесистым заостренным металлическим стержнем. Он резко отдернул руку и спрятал ее за спину.

176